Ёнька

Для меня оказалось удивительным узнать, как много детского осело в моём характере. Как много взято из слов и поступков, принятых в нашей семье, как надёжно сохранено оно под печатью безусловной истины. Я был поражён тем, насколько беззащитно и некритично восприятие ребёнка. Насколько готово оно принять на себя ответственность за всё лишь по причине собственной чистоты и доверия к оценке взрослых.

Знание то лежало на поверхности, но, если бы не дружеское участие, так бы и осталось тайной. Под «дружеским участием» я имею в виду нерасположенность собственной натуры открыться внешним исследованиям и настойчивое желание другого человека, профессионала в области психологии, создать из знаний пользу.

Моё удивление и стало причиной написания этой книги. Она задумывалась как сборник коротких, простых и поучительных рассказов для детей и родителей, но в ходе работы образовалась в одну цельную историю мальчика по имени Ёнька. В «длинной форме» назидательность выветрилась, а характеры оформились и проступили ярче. Здесь всё так, как и должно быть в сказке, там, где «ложь, но в ней намёк…».

Очевидно, что за рождение этой истории я благодарен моему другу и психологу (по профессии и призванию) Елене Кольцовой. Спасибо за откровение, за детальный разбор поведенческих схем, за настойчивое терпение и поддержку при создании книги.

В те времена, когда птицы и мамины волосы казались частью неба, случилась история, в которую я и сам теперь не готов поверить. В первой её части мне было шесть. Время подвигов, жизнь с открытыми глазами… Краски – яркие, лимонад – сладкий, а люди – добрые все до одного, кроме бабы Маши, которая котёнка палкой ударила.

Тогда, в сезон липкого снега, в дом к нам привезли кулёк с сестрёнкой, да так и оставили. Помню восторг родителей и свои наивные ожидания тоже помню – всё пустое. Толку от Светланки было мало, одно разочарование. Она не то что играть, она и глядеть-то нормально не умела, каждый раз промахивалась. День за днём я ждал, когда она вырастет. Уже и листья распустились, а перемен всё не намечалось.

Как-то в парке, когда мама присела на лавочку, я подошёл к коляске и заглянул внутрь, сверяя реальность с надеждами. Светланка спала, соска выпала изо рта, а до подушки тянулась слюна – прозрачная, словно стеклянная. Я вздохнул и двумя пальцами затолкал соску в рот. Коляска качнулась, Светка завозилась и заплакала. Мама отругала меня и принялась утряхивать рёву. Она тогда сказала:

– Ну что ты сделал? Только уснула. Иди уже поиграй где-нибудь!

Мне стало обидно.

Вообще мама любила, когда другие разглядывали Светланку. Все говорили: «Какая миленькая!» И часто: «Они с братиком такие разные». Каждая из фраз по отдельности мне нравилась, но вместе вызывали досаду. Мама же любила добавлять: «Доченька – копия папа. Чего же вы хотите?» При этом она смотрела на меня так сладко и грустно, что я начинал злиться. Хотелось спорить, но делать этого было нельзя. Мама всё равно победит. Или шутить начнёт – ещё обиднее выйдет.

В тот день, когда меня прогнали, я пошёл «поиграть где-нибудь». Парк – это вам не квартира, в которой можно найти уголок и выдумать себе друзей и подвиги. В парке солнце на дорожке шевелится и всегда что-то отвлекает. Я шёл по тропе, новой саблей отвешивал удары по веткам и глазастым цветам и даже не заметил, как дорожка увела в заросли.

Не знаю, куда бы я тогда забрёл, если бы не усатый чудак по ту сторону забора за парком. Чудак пребывал в некотором загадочном возрасте: взрослее, чем дяденька, но моложе, чем дедушка. Усами и лихим взглядом он напоминал пирата, одет был в тельняшку и лиловую жилетку, на голове носил красную косынку. Собственно говоря, с этого-то и началась та невероятная история, о которой я хотел бы здесь поведать. Сейчас, уже будучи взрослым, я понимаю, что человек этот одарил меня вниманием и чувством лёгкого превосходства над ним, взрослым. Всем тем, в чём так нуждается любой мальчишка. А ещё он явил неподдельное чудо.

Потом, значительно позже, возникла мысль стать писателем и рассказать об усатом друге. Обязательно в виде детской сказки. Я даже начал что-то, но понял, что детское никак не выходит. Во взрослой голове чувства тех дней скукожились, цвета стали блёклыми. Даже бабочки стали – не «ух, какими!» и всеми разными, а просто «павлиньими глазами» и мотыльками. Детская книга без сочных лучей – напрасный труд. Я уж и вовсе отбросил затею, но как-то вечером за разбором старых фотографий в мамином шкафу обнаружил стопку голубых тетрадей и конвертов, перевязанных лентой. В мире летающих машин, где каждая книжица расценивается как сокровище, такая находка не могла остаться незамеченной. Я принялся листать пожелтевшие страницы и уже на второй понял, что мальчик, о котором рассказывает автор, – это я. Захотелось выведать историю тетрадок, но к тому времени память в родительских головах совсем растворилась. Они не помнили даже вчерашний день. Впрочем, не было никаких сомнений, что записи оставил именно он – тот самый пират. А ведь я даже имени его настоящего не знаю. Как назвал Бамалеем, так оно и прижилось.