КАК СТАТЬ УГОЛОВНЫМ ПРЕСТУПНИКОМ
В тот вечер сорокачетырехлетний Арон Рабинович в рабочей спецовке стоял в пивной за кружкой пива и держал в руке соленого подлещика.
У самой стойки очередь вспухала и скандально пульсировала от напора жаждущих получить пиво без всякой очереди.
– Э, мужики! Ну, встаньте вы в очередь. Неужели трудно? Все же стоим, – миролюбиво сказал Арон.
Трое здоровенных молодых парней рассмеялись. Один вздохнул:
– Господи… До каких же пор жиды будут в России порядки устанавливать?! Ой, Гитлера нет на вас, сучье племя!..
Арон хозяйственно спрятал подлещика в карман рабочих штанов и ударом в челюсть отправил поклонника гитлеризма в глубокий нокаут.
Двое других бросились на Арона. Но он с ходу воткнул свой огромный кулак в живот одному, а другого просто насадил физиономией на собственное колено.
И тогда в пивной началась генеральная драка…
У здания районного суда стоял арестантский автофургон.
На другой стороне узенькой улочки – старый, битый «Москвич». Около него топталась пышнотелая Ривка – сестра Арона.
Неподалеку от фургона мельтешилась маленькая, ярко накрашенная женщина – не отрываясь смотрела на двери суда.
Милиционеры вывели из суда Арона Рабиновича с подбитым глазом. За ним – худенького блондинчика лет сорока.
– Арончик!!! – метнулась через улочку Ривка.
– Машину береги. Не гоняй, как идиотка, – сказал ей Арон.
– Васечка!.. – крикнула маленькая накрашенная женщина.
– Прощай, Клавочка… – потерянно проговорил блондин.
– Па-а-апрррошу! – зычно пропел старший конвоя.
Арон и блондинчик влезли в фургон. Туда же сели два милиционера. Двери захлопнулись, и «воронок» покатил.
В полусумраке фургона Арон спросил своего соседа:
– Жена провожала?
– Сестра. Клава.
– И меня сестра. Ривка… Тебе сколько дали?
– Два года. С лишением прав работать в сфере торговли. А вам?
– Тоже два. По двести шестой. Драка.
– Иванов Василий, – представился блондин.
– Арон Рабинович. Есть возражения?
– Что вы?! У меня лучшие друзья…
– Разговорчики! – рявкнул конвойный.
И пойдет лагерная жизнь Иванова и Рабиновича: утренние и вечерние проверки, работы в каменном карьере, на лесоповале, шмоны-обыски, хождения строем, двухъярусные нары в бараке, вышки с часовыми вокруг зоны…
Зима… Лето… Снова зима… Снова лето… И повсюду мы будем видеть Иванова рядом с Рабиновичем.
Пролетят эти два года, и выйдут они в один и тот же день на свободу…
В специальном помещении с лозунгом «На свободу с чистой совестью!» специальный офицер говорил специальные слова:
– Надеюсь, что пребывание в нашей колонии не прошло для вас даром и на свободе вы станете снова полезными членами нашего общества, – офицер заглянул в документы, освежил в памяти имена Иванова и Рабиновича и добавил:
– Так, Василий Петрович и Арон Моисеевич?
– Так точно, гражданин начальник! – хором ответили Арон и Вася.
– Теперь я для вас не «гражданин начальник», а «товарищ».
– Ну да? – удивился Арон.
– Конечно! Конечно, «товарищ»! – быстро согласился Иванов.
– Теперь, Арон Моисеевич и Василий Петрович, для вас весь мир друзья и товарищи! – улыбнулся офицер.
Разъехались многотонные лагерные ворота, к которым намертво были приварены проржавевшие буквы «СЛАВА КПСС!», и Рабинович с Ивановым оказались на Свободе.
И тут же были встречены воплями Клавки и Ривки, вылетевшими из стоявшего рядом старенького «Москвича».
– Сестреночка!.. – нежно всхлипнул Василий. Клавочка…
Ривка рванулась к Арону. Но тот остановил ее, обошел старый расхлябанный «Москвич», оглядел его со всех сторон и только потом ласково похлопал Ривку по обширному заду в кургузой юбке:
– Совсем изблядовалась?
– Ой, Арончик… Ну, что ты такое говоришь? Люди же…
– Во-время мамочка откинула копытца. Она бы твоего вида не перенесла, – и Арон, наконец, поцеловал Ривку.
– Ну, правильно! Она была бы в восторге, что тебя в тюрьму посадили на два года, шлемазл! Садись за руль. Твои права в бардачке. А то у меня уже месяца три как доверенность кончилась. Клавочка! Так мы едем к вам или к нам?
– Без разницы! – весело крикнула Клавка.
Поздней ночью на маленькой кухне стандартной двухкомнатной квартиры, после загульного вечера, на правах гостеприимных хозяев дома, сильно хмельные Клавка и Вася мыли посуду.
– Я три года был за ним, как за каменной стеной… – говорил Вася. Ко мне ни один уголовник приблизиться не мог – в таком он был «авторитете»… Он мне, как брат родной теперь!..
– Жаль, – усмехнулась Клавка. – А я его только собралась трахнуть. Теперь нельзя. Он тебе брат – значит, и мне брат. Жаль…
– Клавка!..
– Чего «Клавка»?! Ты на Ривку глаз положил? А я, что, рыжая?
– Дура ты, мать твою…
– В таком случае и твою.
В комнате пьяный Арон говорил Ривке:
– Я три года был за ним, как за каменной стеной… Голова – Совет министров! Я евреев таких деловых не видел!!! На него вся зона молилась – он и наряды всем закроет, и коэффициент выведет, и ни один ЗЭК в обиде не останется! А если какой «бык» начнет права качать, я ему оттяжку сделаю, и опять все тихо… Мы еще в лагере решили и на воле друг без друга никуда.
– А он ничего… – сладко потянулась Ривка.
– Ривка! Я тебя умоляю… Вспомни своих хахалей. Ты им всем жизнь искалечила! Наш дом за три квартала обходят.
