Камера снимает беспилотник «Шалун», а затем вид провинциального города с большой высоты, затем снижается и залетает в квартиру четырехэтажного дома на последний этаж в окно.
Интерьер. Комната обставлена очень бедно, на стенах висят афиши в стиле старых советских фильмов: «Анискин и лицемерные игроки в баклуши», «Следствие вели кобели», «Милиция напала на след поллюции», «Теневой скобяной цех», «Протоиерей оказался беззубым муллой», «Трое: водка, нищета и собака», «В бор идут одни грибники», «Бриллиантовая щека», «Любовь и особи», «Ирония судьбы, или Лег с ним даром», «Иван Васильевич меняет конфессию».
Молодой человек стоит у открытого окна и читает стихи девушке, которая сидит на ящике из-под пива.
Федул 27 (Светлые кудрявые волосы, светлые усы, по-пижонски закрученные на концах вверх. В ухе серьга с изображением индийского бога Шивы.
Одет в полицейский китель с одним погоном сержанта на голое тело и черные сатиновые трусы.)
(Декламирует, вытянув правую руку вперед, как памятник известному поэту.)
Мне вчера Илья Яшин приснился,
А ведь я его даже не знаю.
Пусть лучше Собчак мне приснится,
И я ее за ляжку хватаю!
Пусть лучше приснится мне лето
И море от края до края!
Сегодня вот Навальный приснился,
Видать, к оппозиции я примыкаю!
Люси 25 (Одета в простое платье в цветочек и гольфы, как у детей.)
Дурак!
(Плюет в лицо Федулу и выбегает из комнаты.)
Федул (утирается, кричит вдогонку). Это шутка. Я могу и куртуазно. Время-то не васильковое.
(Садится на пивной ящик, говорит вслух спокойно.)
Я б хотел тебе помидор подарить,
Но не хочется мне семенным фондом сорить…
(Наклоняется и достает из-под кровати зеленый помидор, дышит на него, натирает рукавом.)
У него нет и не будет аналогов в Европе,
Lycopersicum Secretum – помидор-подкроватный. (К Федулу подбегает барсучиха и ластится. Он смотрит на нее, наклоняется, треплет за голову, говорит ей.)
Не понимаю я тебя, Лапинкульта. А знаешь почему? Культура и язык у нас разные. Ты ишь, чухонских кровей, а я человеческих. На разных книжках мы с тобой воспитывались. А знанию многими приписывается дискурсивная природа, оно всегда формируется в рамках некой культуры. Значит, пытаться понять существо с другой речью, дискурсами, сформированными иной культурой, невозможно, а критика собственной ограничена тем, что все инструменты критики сформированы в рамках дискурса. По́няла? Как будто вчера зачет сдавал. Видишь, помню еще.
(Треплет барсучиху за зад.)
А хочешь восстание богобоязненных кротов устроим? Что я, зря на политолога пять лет учился?
(Раздается звонок мобильного телефона. Зажимает трубку рукой, говорит барсучихе.)
Или маргинальных барсуков?.. Подумай пока!
Федул (говорит в мобильный телефон перемотанный черной изолентой).
Да, мама.
Как – где я сейчас?
Я ж тебе говорил. Я на симпозиуме геронтологов. В Бобруйске. Сейчас кофе-брейк, вот вышел на улицу покурить.
Как ты в целом?
А-а. У дяди Бори барсук не сдох, а то я ему бутсы купил?
Как зачем?
Вдруг песню вспомнил «А футболисты сняли бутсы и в поле с дамами… гуляют!» и купил сразу!
У него какой размер? Не знаешь?
У барсука, конечно. У дяди Бори сорок четвертый, я помню. Я в принципе на вырост брал. Я слышал, что некоторым видам барсуков свойственна прекогниция, а это не баран чихнул, для нее как минимум бутсы нужны!
Я понял… Переведи, пожалуйста, мне 63 рубля, а то тут фьючерсы платные.
Нет, лучше не 63, а 89 переведи, я еще одного «доуджонса» возьму, а то у меня совсем сгнил, в тубус не влезает, распух от непогоды…
Как – какая непогода в Бобруйске в июле? Бобруйск, между прочим, зона аномальной влажности. Тут даже свинец разбухает. Комбатанты давеча на брифинге жаловались, что у них пули разбухают, да так, что уже в пищали не влезают, а им в Витебск еще тысячу верст топать. А что говорить о «доуджонсах»?
Мама, когда я выдумывал? Не веришь – можешь загуглить. Статья называется «Внезапный взлет Доу Джонса в Бобруйске. Правда или бабкины сказки?»
Что с работой! Мам, я ж тебе говорил, что завтра пойду в полицию устраиваться…
Как – кем? Часовым.
Буду стоять у знамени, как швейцарский гвардеец в Ватикане, только не в bearskin, а в папахе, с высоко поднятой головой. Я буду верным знаменосцем. Я буду сжимать древко железной хваткой так, что ничто не сможет оторвать его от меня. Даже смена знамени.
