«…И возрыдали братья и сестры, И пали ниц, И Тьма сошла на Землю, Но Земли той уже не было…»
***
Они снова будут петлять среди безлюдных темных кварталов защитной Зоны, в брошенной кем-то полуразбитой машине. Заметать следы, чтобы оторваться от предполагаемого «хвоста», хотя оба знают, что сюда по доброй воле не ступит ничья нога. Снова поначалу это будет веселить их, добавлять огня в истосковавшиеся души, чтобы потом высветить изнутри все потаенное, сломать все границы, переплавить их двоих в одно целое, наделив иллюзией вечности. А затем – сжечь в пепел, что медленно осядет куда-то вниз, в темноту, оставляя после себя лишь знакомый привкус дымной горечи.
Потом он, как обычно, встанет у окна, глядя на пустые мертвые здания, режущие своими крышами черный горизонт. Где-то там, в вечной ночи остался Город с его вечными фонарями и негаснущими окнами небоскребов. Мерно пульсирующая жизнь, из которой они двое выпали на мгновение, и куда вернутся вскоре.
А пока они здесь, в одном из брошенных домов, что тянутся вдоль Периметра, в пустой холодной квартире. Она спит на чужом диване, кутаясь в его черный форменный плащ и зябко поводя плечами. А он снова будет смотреть на нее, не думая и не сожалея ни о чем. Просто так.
И даже ее очередной, хоть и очень редкий, внезапный приступ удушья – тоже снова. И неземной ужас в полумертвых глазах. Он успеет ей сделать укол – ампулы с препаратом она всегда носит с собой – и будет качать ее на руках, осторожно вытирая холодную испарину с худенького лица.
Вот и сейчас. Сегодня.
– Прости, Грин, – сказала она, придя в себя после того, как подействовал препарат.
– Тебе не за что просить прощения. Это я… Я во всем виноват.
Он резко встал и заходил по комнате.
Она с опаской и настороженностью следила за ним.
– Нам нужно это прекратить, – сказал Грин, стараясь не встречаться с нею взглядом.
– Нет. Только не это. Я справлюсь.
– Ты же знаешь, обычным людям не место в Зоне. Я вообще не представляю, как ты здесь выживаешь.
Он подошел к ней и присел рядом:
– Ли́ви, самое страшное для меня – это потерять тебя.
Девушка откинула со лба сбившуюся русую прядь и, слегка отстранившись, твердо посмотрела Грину прямо в глаза:
– Это происходит со мной и за пределами Зоны. Там. В Городе… Со мной и еще с сотнями, а может, с тысячами людей. Но у них нет этого препарата.
Помолчав, она тихо добавила:
– Я случайно услышала, как отец говорил по телефону. Ему докладывали. Т-синдром распространяется по Городу как эпидемия. А с производством «сакуры» возникли проблемы… Я боюсь, Грин. Что-то грядет. Что-то страшное.
Грин снова обнял девушку, будто пытался защитить от неведомой опасности. И промолчал.
Если он скажет, что его тоже одолевают подобные предчувствия, то вряд ли это утешит Ли́ви.
Грину не раз приходилось видеть, что делает с людьми Т-синдром. Сначала человек впадает в ступор, буквально каменеет в любой позе, застигнутый приступом врасплох. На побелевшем неподвижном, как маска, лице, живут только одни глаза, которые словно видят нечто, в принципе несовместимое с человеческим бытием. И Бытием вообще. И это нечто находится внутри самого человека.
Потом – полная остановка дыхания.
«Такое ощущение, что я просто не умею дышать, – рассказывали те счастливчики, которым удавалось пережить приступ, – и никогда не умел раньше. И что у меня вообще нет легких…».
Сперва это происходило только с учеными, техническим персоналом и теми, кто занимался исследованиями Тьмы, работал в непосредственной близости от Барьера. Ситуация сложилась столь критическая, что поставила под вопрос само строительство Периметра. Стройка возобновилась только после того, как японский ученый разработал препарат, блокирующий приступы. Имя этого ученого уже давно кануло в лету, но название «сакура», которым поначалу окрестили препарат, так и осталось в ходу у сотрудников Службы Периметра.
«Сакура» всегда была в большом дефиците. А если Т-синдром продолжит распространяться и дальше, последствия могут быть самыми тяжелыми.
Только Грин и такие, как он, люди с особенными врожденными качествами, природа которых до сих пор не изучена, могут чувствовать себя в безопасности. Он – Смотрящий в Темноту. Элита. Избранный и отверженный одновременно.
***
– Сегодня для вас – особенный и великий день! – сенатор То́нго обвел взглядом огромную аудиторию и сделал полагающуюся моменту паузу.
Его взор, сияющий и одновременно суровый, взыскательный, наводил на собравшихся почти священный трепет.
– Вы уже не курсанты. Вы – полноценные сотрудники Службы Периметра. Позади долгие и непростые времена учебы, теоретических исследований и практических испытаний. Не все прошли этот тернистый путь. Но если вы здесь, я знаю, вы – лучшие из тех, кто выбрал этот жертвенный путь служения человечеству.
Сенатор стоял на ярко освещенной площадке, в самом центре зала, устроенного подобно амфитеатру. Трибуны, расходящиеся от него во все стороны, были заполнены до отказа. Верхние ряды занимали простые зрители, средние – почетные граждане Города и руководители департаментов. Ближе всех к оратору, в самом низу расположились выпускники Академии, двести пятьдесят юношей и девушек в черной парадной форме с золотыми нашивками.
