Вася Коханин лежал на деревянной лавке, стоявшей рядом с теннисным столом в самом углу двора. Московский двор, запылённый послевоенный двор. Тепло только входило, но листья ещё молодых лип уже посерели от пыли. Они даже серебрились на солнце. В конце пятидесятых стали сажать липу. Она была серой как жизнь и обманчиво серебрилась. Двор был окружён четырёхэтажными домами и от остального мира отделялся забором. А может быть мир отделялся от двора… Двор был Васиным миром.
Вася лежал на лавке, положив драный портфель под голову, ногу на ногу. Вася подрыгивал носком рваного матерчатого башмака, из которого торчал ноготь большого пальца и размышлял о вращениях теннисного мяча. Он мыслил и ждал, когда соберутся мужики и начнётся игра. Тогда все были захвачены настольным теннисом. В каждом дворе были самодельные столы. Из досок, фанеры, иногда даже крашенные. Делали кто как мог. Большие и маленькие, высокие и низкие, добротные и кривые. Каждый любил свой стол.
И Вася любил свой стол. Любил свой двор и любил, когда собирались играть. Ему не было равных. Может за то и любил, что не было ему равных, а может не было равных, что любил.
Стаивал снег, Вася прогуливал школу, начинался теннис. Он шёл в школу, но, проходя мимо стола, застревал здесь, ложился на лавку, ждал. Мать была на работе и ничего не знала. Ей сообщали о прогулах сына, она порола его, но страсть сильнее боли. И Вася снова играл.
Наступало лето, и Вася дни проводил у стола. Раньше, когда Вася только учился играть, он дни проводил под столом. Играли на "под стол", проигравший лез под стол. Под столом Вася и рос. Вырос, теперь под стол лазали другие, лазали все, кто брался играть с Васей.
– Парень, ракетки есть? – Услышал Вася незнакомый хрипловатый голос.
Вася с интересом повернул голову и присел.
– Есть. – Он с детской непосредственность разглядывал незнакомцев. Перед ним стояли два взрослых парня, высокие, с усами.
– А шарик?
– Есть.
– Дай партийку сгоняем, молодость вспомним.
– Со мной слабо? – Голос Васи звучал насмешливо вызывающе.
– С тобой? Нет, пацан. Мы на капусту.
Вася не знал, что значит "на капусту", но смекнул – на деньги.
–Можно и на капусту, – безразлично ответил он.
У Васи было пятнадцать копеек в кармане. Мать дала на три пирожка. Вася любил пирожки с повидлом. Вкуснота. Пятак за штуку.
– Капуста есть?
– Навалом – безразлично бросил Вася.
– Навалом говоришь? Поделился бы.
– Выиграешь, поделюсь! – Бросил Вася с вызовом.
– Тогда, пожалуй, можно сыграть, пацан. Капусту не жалко?
Вася засомневался: вдруг "капуста" – не деньги, может капуста это капуста? Но он себя успокоил. Вчера мать принесла три кочана. Если он проиграет, то он отдаст им кочан. Пусть подавятся. А матери что-нибудь соврать можно. Впрочем, он не собирался проигрывать. Он добудет матери кочанчик. В хозяйстве пригодится. Кочан копеек на двадцать потянет.
– Да брось ты, пацан ведь, пойдём. – Раздался голос второго парня.
– Не, погоди, сгоняю одну и пойдём.
– Да какой сгоняю, щели одни. Пойдём.
– Не, дай молодость вспомнить. Я ведь во дворе начинал. Это ты – инкубаторский.
– Ну, валяй, только быстро.
Вася достал из портфеля ракетки, одну передал взрослому парню.
Тот покрутил ею в руке, постучал костяшками сжатых в кулак пальцев по ракетке.
– Ну и тухлятина, дерьмо.
Партия началась спокойно: держали мяч, качали, приглядывались. Шарик, маятником настенных часов, размеренно раскачивался туда, сюда. Вася нутром ощущал противника и почувствовал его силу.
– Молодец, пацан, молодец.
Вася ошибся. Ещё ошибка.
– Бывает, парень, не огорчайся.
Вася стиснул зубы и молчал. Он проигрывал. Счёт рос.
Второй мужик сел на отполированную штанами до блеска лавку, и отсутствующим взглядом посматривал на играющих. Друг давал урок дворовому пацану. Они были когда-то призёрами Москвы, мастера. И зачем он связался с мальчишкой…
С каждым ударом этот парень привлекал внимание. Играл коряво,
по дворовому, но цепко. Реакция отменная, внутреннее чувство мяча… Хорош! Парень выковыривает каждый мяч. Берет все. "Мёртвые" берет, пацан. Держится спокойно, на равных. Его корявая манера играть не раздражала, а цепкость притягивала. Левый удар не поставлен, справа хорошо. Все верно. Грамотно.
При счёте пятнадцать пять, когда партия, казалось, сделана, парень вдруг оперся и пробить его стало невозможно. Друг торопился и стал совершать ошибки. Ошибка, ещё одна, ещё… Парнишка ловко использовал его огрехи. Разрыв уменьшался. Пять подач, пять гвоздей.
Размеренный маятник шарика превратился в вонзающие выпады кобры. Змеиное жало вылетало из-под ракетки парнишки. Блеск, ну и парень. Пятнадцать-пятнадцать.
Переход подачи. Друг славился неберухами. Он оттачивал их годами… Делает коронную. Есть! Вторую. Есть! Третью. Есть! Две последние парнишка взял. Рассёк неберухи. Поразительно!
Подача парня. Он вдруг копирует увиденные хитрости, добавляет что-то неуловимое своё и выигрывает три мяча. Двадцать восемнадцать. Подача… и парень ликующе подбрасывает ракетку вверх.
Друг со злостью швыряет свою на стол.
– Дурдом. Невозможно играть. Не стол, решето.
– Парень хорош, как ты находишь?
