Ветер, завывая, кружил, драчливо наскакивая на сухие стебли полыни, сбивал остатки семян на пористый грязный снег. Швыряя обрывки бумаг на капот машины, злился. Хмурый февраль рано сдавал свои позиции. Стужа и позёмка резко сменились на слякоть, пришедшую с тёплыми ветрами и жаркими по-весеннему лучами солнца. Но, этот день не радовал ясной погодой. Злой февраль решил покуражиться напоследок; дрожал от ненависти, путаясь в голых ветвях тополей; ломал трухлявые сучья, бросая их к корявым корневищам старых великанов. Рваные облака стремительно неслись по грязному серому небу, создавая впечатление, словно ты летишь в неизвестную чужую зыбкую даль. Порывы ветра ударяли с разных сторон, покачивая машину, навевали сон. От этой кружившей голову гонки было тоскливо.
Андрей, грустно смотрел на стремительно пролетающие бесформенные облака: низкие, мрачные, убегающие за далёкий горизонт, размытый сигаретной дымкой и думал: «Неужели жизнь, так неразрывно связана с природой?» Состояние души и общий настрой, ностальгия по какой-то другой, неизведанной жизни, тоска от прозябания, похожая на эту пасмурную, неуютную погоду, навевали глубокие мысли, с вуалью, пришедшей неведомой доселе философии. «Неужели, неужели?»
Андрей закрыл глаза, стараясь увидеть мир другими глазами. Мечтая о какой-то несбыточной фантастической жизни. Дремотное состояние наливало веки свинцовой тяжестью. Клиент, которого он доставил сюда, не спешил возвращаться. Он уже подумывал, не смотаться ли с этого неприветливого места…. Но, хороший аванс и обещание щедро расплатиться удерживали его на месте.
Последнее время с работой не ладилось, и финансовое положение заставляло Андрея иногда подрабатывать извозом.
Окинув взглядом пустырь и старые склады, похожие на заброшенные сараи, выложенные из красного кирпича с уже облезшей со стен серой штукатуркой, и только собирался удобнее расположиться на сиденье, как увидел человека, выбежавшего из-за угла старого убитого временем здания на пустырь. Это был клиент, которого Андрей привёз сюда полчаса назад. Движения у него были, как у раненого зверя. Он припадал на ногу, держась за бок правой рукой, с тревогой оглядывался назад. Движения его были торопливы и методичны, словно он делал специальные упражнения, стараясь выполнить их, как можно быстрее.
Выстрелы грохнули неожиданно. Следом за парнем выскочили два человека спортивной наружности. Они быстро приближались к раненному парню, волочившему за собой дипломат, обляпанный грязью.
Андрей понимал, что раненый стремится к машине, он был уже рядом, глаза его, умоляли – не уезжай! Андрей завёл двигатель, боясь, что тот заглохнет, прибавил газу. Он не был трусом, и первое желание было помочь человеку совершенно беспомощному в этой патовой для него ситуации. Грохнул ещё один выстрел, прошивший парня насквозь. Пуля, вырвав куски мяса с одеждой и кровью, тенькнув где-то по кузову рикошетом, взвизгнув, ушла вглубь пустыря.
Парень споткнулся и упал лицом вниз. Судорожно дёрнувшись, замер. Андрей смотрел на распластанное тело широко раскрытыми глазами, его собственное тело словно парализовало, он не соображал, что делает. Выстрелы, произведённые по его машине, заставили очнуться. Парни приближались, стреляя на бегу. Двигатель взревел, и машина, развернувшись на месте, понеслась на преследователей. Зачем Андрей это делал? Одному Богу известно.
Он увидел расширенные зрачки врага и чёрный провал дула направленного прямо в его переносицу. Ствол резко дернулся, шею обожгло, и острая боль пронзила всё его тело. Нога бесконтрольно надавила на газ, и машина стремительно понеслась, надрывно ревя всеми своими оборотами на высокий фундамент старого здания.
Андрей не почувствовал удара, и не видел, как лимонка, пробив лобовое стекло, закрутилась на коврике возле пассажирского сиденья – он был без сознания. Мощный взрыв буквально разметал машину по пустырю. Тело Андрея отбросило далеко от машины. Неестественная поза и разодранная в клочья одежда, залитая кровью – всё говорило о страшной нелепой смерти.
Парни, упав на землю, смотрели на полыхавший остов машины. Первым поднялся коренастый брюнет. Осмотрев грязную одежду, грубо обругал владельца полыхавшей машины.
– Ну и придурок – мать его. В грязь сука нырять заставил. Урод ненормальный! —
Высокий, крепкий блондин расхохотался, глядя на своего кореша.
– Ну и чума ты болотная, всю машину уделаешь! Как задницу выпачкать умудрился? – и он вновь затрясся от безудержного хохота.
– На себя посмотри – красавец! Сам весь в таком же дерьме, – брюнет вразвалку подошёл к парню, пнул по руке, мёртвой хваткой сжимавшей ручку дипломата.
– Ну, ты что кореш, вцепился, как в своё собственное, – и он с трудом разжал холодные, посиневшие пальцы, коченеющего на холодном ветру трупа. – Смотри! Вот жадность человеческая, и на том свете с баблом расставаться не хочет!
Блондин тревожно окинул место трагедии, оскалился зло, – ты давай пошевеливайся, двигай своей грязной жопой. Не дай бог, сюда кто-нибудь нагрянет! Я тебе самому башню снесу. Понял?
